Боги с Родины. 3 книга трилогии - Святослав Лаблюк

Молчали долго, пока Гриша, не прошептал в тиши. – Выходит, красть, не так и трудно. Казалось мне – страшнее, и опаснее.

– Не страшно, – Никита, Гришу передразнивал, – а сам чуть было не наделал! Авторитетный вор, квартирный!

– Ты сам в штаны чуть не наделал! – не согласился Гриша. Что, я не видел, как замялся, готов был на попятную! Он чувствовал себя героем, не то, что друг Никита. В нём появилось чувство гордости, за то что сделать смог, работу – опасную, как и другие пацаны – квартиры грабить.

Никита вспомнил бабушку.

– Мне интересно, как бы невзначай, спросил Григория – нас ищут? Наверно, вызвали милицию и та, везде с собаками-ищейками и следопытами в погонах, рыщут.

– Ты думаешь? – спросил Григорий, испугавшись.

– Не думаю, а знаю я, – наверняка. Смотри как сильно, их поставили!

– Поставили их, круто, но, может, не найдут. Мы смылись своевременно. Никита, злился на себя, что вляпался в такое дело, вдобавок был инициатором.

Видя испуг Григория, решил – ещё чуть попугать. – Найдут, конечно, – повторил уверенно. Они для этого учились сами, собак учили. У них есть школы – специально и, как там, – академии.

– Так что? Ты думаешь, найдут, узнают, что мы сняли бабки и, нас теперь в тюрьму засадят?

– Конечно! Только, не в тюрьму, там взрослые сидят, нас в жуткую колонию отправят – для малолеток – под Азовом.

– Если ты знал об этом, – спросил Григорий, – почему, со мной пошёл на дело?

– Надеясь на «авось», и друга поддержал. Тебя в беде, не брошу.

– Теперь, нам, дружно, по этапу, канать в колонию придётся. Будут отец мой плакать, мать, кто водку будет покупать, лечить их.

Что же, им придется пострадать, когда меня ждать будут, – то ли шутя, то ли серьёзно, нараспев Григорий произнёс, будто пропел напев. С опаской посмотрел в окно, боясь увидеть там погоны – с огромными овчарками.

– Мне, если честно, даже выходить во двор, немного страшно, – признался он, – а тут ещё и ты пугаешь – тем, что не знаю. Как жить мне дальше. Всё изменилось вмиг, словно во сне.

– Ладно, не беспокойся, авось, и в самом деле всё сойдёт на первый раз, – вздохнул Никита с тем же, прежним сожалением, нас не найдут. Первый – почти всегда, фартовый.

– А ты откуда знаешь?

– Слышал не раз от старших, – говорят.

Делить не стали деньги пополам, – задумались, что с ними делать. Отдать родителям Григория, – обрадуются и…, пропьют. Что будет дальше?

– Спрятать, наверно, деньги? – Никита, думая, предположил. Отдашь две тысячи, а остальное спрячем, куда – подальше. Когда-то пригодятся.

– Куда их спрячу? Может, у тебя?

– И у меня, не знаю, где. Нужно найти такое место, чтобы их не нашёл никто. Тогда, не будет денег, поймают, выследив. —

Кстати, не думаешь, что их менять нельзя.

– А, почему? – Ты, много видел – пятитысячных бумажек в обращении?

– Такую я, один раз видел. Представишь, ходишь в магазин за хлебом, с пятитысячной, всё время?

– Да, ну тебя! Несёшь, такую глупость!

Спустя час, полтора, осматриваясь, крадучись, во двор, на воздух вышли. Казалось обоим, что все в округе знают – о воровстве их, что они – преступники. Сейчас начнут на них показывать, стыдить, безбожниками называть, ворами. Или же, вызовут милицию, как их увидят.

Пряча глаза от всех соседей, ушли к песочнице, на обрамлении – где, посидеть любили, обсуждать проблемы.

Присев в неё, рядом друг с другом, с завистью, на малышню смотрели, играющую, – беззаботно в ней. Себя жалели, что большими выросли.

Копались те в песке, что-то возили на машинках, другие – формочки лепили, не знали их проблемы.

– Эх! Мне бы их заботы! – вздохнул Григорий, горестно. – С утра, одна была боль головная, – достать, где-либо денег, сейчас другая, куда спрятать их.

– Не говори, Григорий! Сложная жизнь, такая – штука. Не знаешь, как проблемы, появляются. Не спереди, так сзади. Порой мне кажется, что все проблемы, специально для тебя, построились в ряд, ждут, чтобы нежданно перед тобою появиться – а вот и мы, и впиться в душу.

– Ага! Как будто, специально, они хотят, чтобы выкручивался – наизнанку, перед ними.

– Согласен. Точно! – вздохнул Никита, тяжело и, вновь уставился на малышню, в песке играющую, беззаботно.

– И будет так, наверное, всю жизнь, пока мы не состаримся.

– Да. Хорошо, – состаримся нескоро.

– Ты прав. Хоть это хорошо.

Сидя на обрамлении песочницы, они, непроизвольно, искоса смотрели во все стороны, как будто ожидали неприятности. И, зная, что бесплатным сыр бывает, в мышеловке, прекрасно понимали, – в жизни, за всё нужно платить. Расплаты ждали, она не приходила.

– Всё впереди, – найдёт, когда больнее будет, сказал Никита и, внезапно, улыбнулся грустно.

Время тянулось, отвлекаться стали на все события, происходящие.

И тут Никита, вновь «увидел» бабушку, которую он встретил на площадке, как будто, через стены, – расстояние, её увидел – поднимающуюся к квартире, где «сняли» деньги. Его будто ошпарили! Стыд, словно боль, сковал; едва согнулся, спрятал голову в коленях.

– Я знаю, как решить нашу проблему! – Никита, тихим шепотом, воскликнул. Давай, те деньги отнесём обратно!

– Ты что? Зачем? И, как, мы это сделаем? Нас, сразу же сдадут в милицию, как только мы признаемся. Лошара полоумный!

– И, что? Если сдадут, то сразу выпустят. Во-первых, – малолетки, а во-вторых, – проступок осознали и, добровольно принесли назад, что взяли. Ну, просидим немного в «обезьяннике», пока родители зайдут за нами.

– Самим, что взяли, принести назад? А для чего тогда, мы рисковали? И дома попадёт мне больше, – лишь за то, что мы вернули деньги, чем – что украли.

Нет, – лучше мне в колонию, если поймут, что мы воры. Но, может, не поймут…, сам говорил.

– А ты оставить себе одну бумажку, ведь за одну нас не убьют, и, может, не заметят. Их в пачке много. Получится, – не зря ходил на дело.

– Мне жалко. Столько денег, никогда, я не держал в руках. Когда ещё придётся?

– Но, всё равно – они ведь не твои.

– Ты знаешь, я привык к ним, как-то, – они мне, как родные.

– И жечь в кармане перестали?

– Ты знаешь, только ты их предложил отдать, так сразу перестали жечь. Теперь, – приятно греют.

Я буду – плохо чувствовать себя, если отдам, их у меня не будет…

– Смотри! – Никита засмеялся, – как благотворно повлияла мысль, что нужно будет их отдать.

– Да ну тебя! Ты всё серьёзно или шутишь?

– Ты знаешь, Гриша, я действительно, серьёзно, отдать тебе их предложил. Мысль появилась у меня, – вдруг люди собирали их всю жизнь, и мы, украв их, мордою об стол воткнули.

– Какой ты благородный, стал!

– Не очень. Был бы благородный, не поддержал бы и не воровал.

– Тогда скажи, что на тебя нашло? Раньше Никита, было нужно, думать! Да и не думаю, что мы украли их мечту. Ковры и роскошь собирали, жизнь они? Едва ли. Быть может, малый миг для них, есть жизнь для нас – в десятки лет.

– Не знаю как тебе всё объяснить, чтобы ты понял, надо мною не смеялся.

Какая разница какой длины тот миг, ведь главное, чтобы самим собой остаться. Какой-то сдвиг в мозгах произошёл и стал, возможно, чуточку честнее. Ведь у меня ещё никто не крал, и чувствовать не мог я раньше, это ощущение. Сейчас представил я себе, что у меня украли то, что мне сейчас необходимо, и было стыдно, словно я варяг, и на душе, вмиг, неуютно стало.

– О! Ты стараешься мне, так красиво объясниться! Но почему-то, тебя слушать, мне противно, – ответил Гриша и, смеясь, достал все деньги и, отдал, глядя с усмешкой, говоря:

– На! Забирай скорей! Бери, коли таким вдруг стал! Иди и, отдавай! И позабудь об этом навсегда, как и меня! Иди, скорее! Возвращай, пока тебе отдал их я. И, получи от них большой привет, как песня с прошлым летом, что хороша для дураков таких, как ты и я, что другом был тебе – до этого момента.

Никита деньги взял, а Гриша, засмеявшись, ушёл куда-то в сторону, обидевшись.

Сказать, намного легче, чем пытаться сделать. Ноги налились тяжестью свинцовой. Никита, еле-еле их передвигая, направился к подъезду. С трудностью, одолел 6 этажей и, в нерешительности, перед дверью стал, боясь стучать в неё. Он мялся с ноги на ногу, пока не оступившись, случайно дверь толкнул, и та открылась, – у него, сердце дошло, до пяток. От страха он глаза зажмурил сильно и так стоял, минуты две.

Открыв их, в ужасе, смотря в прихожую, представшую перед глазами, как в тумане и, дальше, в зале гостевой, – на мебельную стенку. В квартире, не было, наверно, никого.

Ступая осторожно, боясь с хозяйкой встречи, тихо вошёл в прихожую, и крадучись, на цыпочках, передвигался к стенке.

Дорога от двери к ней – показалась вечностью. Дойдя нетвёрдым шагом к стенке, он нерешительно открыл тот ящик, откуда взяли деньги, и… замер, видя наваждение – такие же две пачки, как те, что он сейчас принёс: одна из пятитысячных купюр, другая из ста долларов.